Хорал [litres] - Кент Харуф

– Не смей! – воскликнула женщина. – Даже не начинай.

Она выдернула салфетки из коробки, промокнула стол – только развезла грязь, затем вытерла руки.

– Черт, – сказала она. – Ты только глянь.

Наконец она схватила свою сумочку и выбежала из зала. Малышки цокали за ней в своих жестких туфельках по кафельному полу, умоляя ее подождать.

Девушка наблюдала за ними в окно кафе. Женщина уже завела машину и задним ходом выезжала с гравийной площадки, и тут старшая девочка сумела открыть пассажирскую дверь: дети прыгали рядом, пытаясь залезть внутрь. Наконец им это удалось, но дверь распахнулась настежь, и у них не получалось ее закрыть. Машина резко остановилась. Женщина выскочила из нее, подбежала к дверце, громко захлопнула ее, вернулась за руль, задним ходом вылетела на шоссе, переключилась на передний ход и, взревев, укатила.

На полу под столом образовалось грязное озерцо из шоколадного коктейля. Миссис Шаттук вышла из кухни со шваброй и принялась макать ею в коктейль, водя тряпкой туда-сюда. Затем остановилась и взглянула на девушку.

– Ты это видала? – сказала она.

– Она не нарочно, – ответила девочка.

– Я не об этом, – отозвалась миссис Шаттук. – Неужто ты так обо мне думаешь?

Девушка вернулась в дом уже после десяти вечера. Но и это оказалось слишком рано. Мэгги Джонс еще не пришла. Девушка тихо прошла по коридору к комнате старика, слегка приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Он спал в постели; он мог регулировать отопление в своей комнате, и жара там казалась девушке удушающей, однако он спал полностью одетым и с натянутым до подбородка одеялом. Туфли торчали в изножье кровати острым холмом. На груди лежала книга. Она прикрыла дверь, прошла в комнату для шитья, которую использовала как спальню, и переоделась в ночнушку.

Когда она уже наносила скраб на лицо, дверь ванной внезапно распахнулась. Она отвернулась от зеркала. В дверях стоял он, седые волосы торчали на голове клоками, как на кукурузном початке. Он смотрел на нее красными, словно остекленевшими глазами.

– Ты что делаешь в этом доме? – спросил он.

Она внимательно его оглядела.

– Я живу тут, – сказала она.

– Ты кто? С чего ты взяла, что можешь просто так сюда прийти?

– Мистер Джексон…

– Убирайся. А то позову полицию.

– Мистер Джексон, я тут живу. Вы меня помните.

– В жизни тебя раньше не видел.

– Но меня пригласила миссис Джонс, – возразила девушка.

– Миссис Джонс умерла.

– Нет. Ваша дочь. Другая миссис Джонс.

– Тогда где она? – спросил он.

– Не знаю. На педсовете, наверное. Она сказала, что должна скоро быть.

– Это грязная ложь.

Он вошел в ванную и приблизился к ней. Девушка попятилась. Внезапно он поднял руку и ударил ее по лицу ладонью, потом еще раз. Из носа у нее потекла кровь.

– Мистер Джексон! – вскричала она. – Не надо!

Она прижалась спиной к двери душевой кабинки, чуть отвернулась, одной рукой прикрывая живот, чтобы защититься, если он решит ударить не по лицу.

– Не надо. Пожалуйста. Не надо так.

– Я еще ударю. Лучше убирайся отсюда.

– Я уйду. Только выйдите на минутку, и я уйду.

Он стоял в ожидании. Глаза его были бешеными.

– Все ценности в банке, – выпалил он. – Тебе до них ни за что не добраться.

– Что? Нет. Просто выйдите на минутку.

– Они мои. Не твои. У тебя нет ключа.

– Да, верно. Подождите снаружи. Всего минутку. Пожалуйста!

– С чего бы?

– Хочу вытереть лицо.

Он взглянул на нее.

– Это невыносимо, – проговорил он.

Оглядел ванную все еще дикими, красными глазами. Наконец, шаркая, отступил.

Она тут же заперла дверь, а он остался бормотать снаружи. Она слышала, что он стережет дверь, ждет ее. Она пряталась в ванной час. Опустила крышку, села на унитаз, прижимая к носу туалетную бумагу, и все это время слышала, как он ругается в коридоре. Похоже, он уселся у стены напротив.

* * *

Мэгги Джонс вернулась после одиннадцати и застала его там. Она вошла в коридор и обнаружила его сидящим на полу.

– О папа! – воскликнула она. – Что ты наделал?

– Она там, – сообщил он. – Я ее поймал. Но она не выходит.

– Миссис Джонс? – позвала девушка. – Это вы?

– Это она, – объявил он. – Это она там тявкает.

– Папа, – сказала Мэгги Джонс, – она живет здесь. Это Виктория. Ты не помнишь?

Она повернулась к двери:

– Милая, все хорошо?

– Не знаю, что я такого сделала, – отозвалась девушка через дверь. – Не знаю, что его так расстроило.

– Понимаю. Все хорошо. Я знаю, что ты ничего не делала, милая.

– Она хочет мой ключ. Вот что ей надо.

– Нет, ну же, папа. Это не так. Ты же знаешь. Идем. Давай уложим тебя в постель.

– Все только этого и хотят.

Она подняла своего старенького отца за руку и повела в спальню. Он послушно шел рядом. Она помогла ему раздеться, сняла с него туфли, поставила у кровати, и он стоял голый в жаркой комнате, руки по швам, кожа висела на локтях и коленях, ляжки худые, как палочки. Старые серые ягодицы безнадежно запали. Он стоял, как ребенок, ожидая, что она сделает дальше. Она помогла ему надеть пижаму, застегнула рубашку, и он улегся в постель. Она укрыла его одеялом.

– Папа, – сказала она. Пригладила его волосы. – Не делай так больше. Пожалуйста. Так нельзя. Послушай меня.

– Не делать чего?

– Прошу, – повторила она. – Не надо так. У этой девочки довольно бед.

– Она все равно его не получит.

– Нет. Тихо. Мы обсудим это утром. Постарайся уснуть.

Она наклонилась и поцеловала его и долго прижималась к нему щекой.

Он начал расслабляться. Она провела рукой по его глазам, и он их закрыл. Она продолжала гладить его лицо. Наконец он уснул. Тогда она вернулась в коридор. Обнаружила девушку возле шкафа в ее импровизированной спальне в дальней части дома. Глаза широко распахнуты, уставшая и бледная, в длинной белой ночнушке. Всего лишь старшеклассница с темными волосами, с намечающимся животиком.

– Он тебя ударил? – спросила Мэгги Джонс.

– Ерунда, – ответила девушка.

– Уверена, что все хорошо?

– Все нормально. Но, миссис Джонс. Я должна съехать отсюда. Я ему не нравлюсь.

– Милая, он тебя даже не знает.

– Он меня пугает. Я не знаю, как быть.

– Ты можешь пожить у друзей?

– Даже не знаю, к кому обратиться, – сказала девушка. – Не хочу спрашивать.

– Тогда иди спать, милая, – ответила Мэгги Джонс. – Я-то теперь здесь.

Айк и Бобби

Днем они, сидя на велосипедах на тротуаре Чикаго-стрит, смотрели на дом прямо